Вторник, 15.10.2024, 11:32
Если Сегодня как Вчера - зачем Завтра?

Профессиональный подход к жизни -
авторская программа дистанционного обучения р. Менахема-Михаеля Гитика
Главная Регистрация Вход
Приветствую Вас, ГостьRSS

Помощь
МЕНЮ САЙТА
МИНИ-ЧАТ
500
 Юлия Иванова. Последний эксперимент. Продолжение 5.

 

Продолжение 5

 

* * *

Где я? Похоже, что на дне колодца. Хотя нет, вон потолок, только очень высокий и сделанный, как и стены, из какого-то серебристого материала с холодным блеском.

Я была привязана к креслу. Напротив сидел Гур. Он молча смотрел на меня и курил. На разделяющем нас шахматном столике лежал поясок от моего платья, в пряжку которого был вмонтирован замковый шифроопределитель. Вещественное доказательство, как бы символизирующее проигранную мною партию. И не менее символичным было кресло, о котором я так мечтала днем и где так прочно «отдыхала» сейчас. Вместо явки с повинной — арест на месте преступления, полный провал в буквальном и переносном смысле. Необходимо что-то срочно придумать, а я совсем отупела. Голова еще кружилась, мутило от лекарственного запаха во рту.

— Как ты попала в кабинет?

Впервые я видела Гура так близко. Сейчас, без грима и нелепого факирского парика, он выглядел гораздо моложе, чем со сцены. Худощавое бледно-матовое лицо с резко обозначенными скулами, жесткая щетка волос — удачное сочетание природного русого цвета и седины, очень красивые руки. И эта птичья манера сбоку, не мигая, смотреть на собеседника. Будто петух, собирающийся клюнуть.

Так уже было однажды. Он так же сидел в кресле напротив, с сигаретой в длинных подвижных пальцах, так же щелчком стряхивал пепел, по-птичьи скосив темные немигающие глаза. Я знала этого человека! Моя уверенность не имела ничего общего со смутным подсознательным узнаванием всего, связанного с Гуром, — наследство Риты-Николь. Сейчас его узнала я, Ингрид Кейн, несомненно, встречавшаяся с Гуром в своей прошлой жизни. Где же это было? Когда?

— Как ты попала в кабинет? Только не ври, что при помощи этого. — Гур швырнул мне на колени «вещественное доказательство».

Я медлила. Слишком уж неправдоподобной была правда! Гур совсем склонил голову на плечо, глаза еще больше округлились и потемнели.

— Послушай, Николь, ты не глупа. Ты довольно ловко меня дурачила, пора бы перестать, а? Или я тебя спалю вместе с креслом. Ты ведь этого не хочешь, верно? Ну!

Вид его весьма красноречиво подтверждал, что свою угрозу он выполнит. Наша встреча в прошлом была, кажется, гораздо приятнее. Но мне уже не до воспоминаний. Огонь, дым — б-р-р… Я терпеть не могла боли и поспешно принялась убеждать Гура в своих благих намерениях. Не могла его нигде найти, попала в кабинет…

— Как попала? — перебил он. — Через дверь?

Далась ему эта дверь!

— Она была незапертой.

— Что? Незапертой?

Я не зря, кажется, опасалась правды. Гур взвился пружиной, шагнул ко мне. В его руке блеснуло что-то острое. Я зажмурилась. И почувствовала, как путы ослабли.

— Встань. Та дверь тоже незаперта. Открой ее.

На первый взгляд ничего, кроме стены. Но потом на ее фоне я разглядела более темный, намертво впаянный прямоугольник.

— Она тоже незаперта. Ну!

Делать было нечего. Набрав в грудь побольше воздуха, я всем корпусом врезалась в прямоугольник, пальцы скользнули по холодному металлу и, потеряв опору, ткнулись в пустоту. Я будто проскочила сквозь стену, едва не упав. За спиной щелкнуло — и полная темнота.

Постояла, прислушалась. Гур не подавал никаких признаков жизни. Ловушка? Что если он решил спалить меня здесь, сохранив кресло?

Я рванулась обратно, вновь проскочила стену, но на этот раз не удержалась на ногах и, сидя на полу, ждала, когда Гур начнет смеяться. Вот уж поистине ломиться в открытую дверь!

Но Гур не смеялся, он был очень бледен. За шиворот, как котенка, рывком поднял меня и, не отпуская, хрипло выдавил:

— Как ты это делаешь?

Мне стало не по себе. У Гура и пальцы были птичьи — так и впились мне в плечо.

— Не знаю. — Я тщетно пыталась освободиться. — Я правда не знала. Иначе к чему была волынка с кондиционером?

— С кондиционером?

Вот оно. Шанс направить разговор в нужное русло.

— Если ты согласен выслушать…

— Да, — сказал он, наконец отпуская меня. — Да. Говори.

Мы опять сидели в креслах напротив друг друга, и я пересказывала ему отчет Риты у наблюдении над объектом 17-Д. Все мое внимание уходило на то, чтобы говорить о Рите в первом лице. Гур молча слушал, нацелив на меня неподвижный птичий взгляд из прошлого Ингрид Кейн. Я рассказала про кондиционер, про жидкость с запахом хвои, про то, как качнулась комната.

— Если б знать, что дверь можно было открыть просто так…

— Это мог только ЧЕЛОВЕК.

Я сочла нужным переспросить.

— Че-ло-век, — повторил он. — Я был единственным на Земле Адамом. А теперь вот ты… Ева из ВП. Он хрипло рассмеялся. Что он такое говорит?

— У нас это назвали «болезнью Гура». Дэвид, что со мной?

— Охотники не смогли найти барсучью нору и решили справиться о ней у самого барсука.

— Если ты думаешь, что меня подослала ВП… Давай рассуждать логически. Я больна и не совсем нормальна, значит, вопервых, не являюсь полноценным агентом. Во-вторых, я же для них ценнейший экспонат, единственный в своем роде объект для изучения «болезни Гура». Зачем им было отправлять меня одну прямо тебе в руки?

— И все-же тебя отпустили…

— Просто я их убедила, что здорова. Обманула ВП, чтобы встретиться с тобой и…

— Но если ты их убедила, что здорова, то тебя снова можно использовать как агента. Не так ли? Твоя логика трещит по швам. Пришлось предъявить последний козырь.

— В конце концов… Я в твоих руках. У тебя всегда есть возможность меня убрать. И если мы перед этим обменяемся информацией, ничего не изменится, правда? Только, пожалуйста, не надо огня. Что-нибудь другое, а, Дэвид…

Гур потерся щекой о плечо, скосив на меня глаза. Где же? Когда?

Он опять выпрямился неожиданно, как пружина, и прошел в соседнее помещение (на этот раз через обычную дверь). Я услыхала шум льющейся из крана воды. Гур вернулся с наполненным стаканом, что-то бросил, отчего вода приобрела голубоватый оттенок, и протянул стакан мне.

— Это «что-нибудь другое». Ты умрешь через два часа после того, как это выпьешь. Мгновенный паралич сердца, абсолютно безболезненно. А я за это время успею удовлетворить твое любопытство. Идет?

Вот и все. Я отлично понимала, что Гур никогда меня отсюда не выпустит и его предложение в данной ситуации, пожалуй, лучший для меня выход. То, ради чего я сюда пришла, ради чего жила эти два месяца, сейчас исполнится. Барсук покажет охотнику свою норку и убьет охотника. Забавно. Я хочу знать, где нора.

Я взяла стакан. Жидкость оказалась безвкусной, и я выпила с удовольствием, так как хотелось пить. Гур усмехнулся.

— А ты вправду изменилась. Прежде ты ценила жизнь и интересовалась лишь тем, чем тебе приказывали интересоваться. Ты была на редкость нелюбознательна, Николь. Я взглянула на часы. Без восемнадцати четыре.

— У нас не так уж много времени.

Он с интересом разглядывал меня, почти положив голову на плечо.

А напоследок я задам ему вопрос: «Ты когда-либо встречался с Ингрид Кейн?»

— Хорошо, — сказал он. — Пойдем.

Я убедилась, что дверь в стене он умеет «открывать» не хуже меня. Вспыхнул свет, и мы оказались в помещении с таким же высоким потолком, только гораздо просторнее. Огромный куб из серебристого материала с холодным блеском. Вдоль стен громоздились полки, сплошь заставленные картонными прямоугольниками, напоминающими старые коробки из-под конфет. И вообще все вокруг было до отказа забито странными предметами, о назначении которых я понятия не имела. Одни из них походили на мебель, другие — на приборы, третьи — вообще ни на что. Они были очень ветхие — выцветшие, потрескавшиеся краски, ржавчина. Даже в воздухе, несмотря на мощные кондиционеры, ощущался музейный запах старья.

Уж не хранит ли Гур ту самую загадочную «аппаратуру», в существовании которой я прежде сомневалась? Я взяла с полки одну из «коробок». Внутри оказалась стопка пожелтевших бумажных листков со старинным шрифтом. Древний способ фиксации мыслей…

— Это книги с Земли-альфа.

— С Земли-альфа?!

— Да. Здесь все с Земли-альфа.

Невероятно! Более трехсот лет существует закон, по которому любой предмет, несущий в себе информацию о родине человека, подлежит немедленному уничтожению. За нарушение этого закона — смерть, Земля-альфа-проклятая богом планета, куда господь изгнал человека из рая в наказание за грехи, вот и все. Чтобы через несколько тысячелетий люди вновь обрели утраченный рай здесь, на Земле-бета.

— Здесь редчайший архив. И, видимо, единственный. Я обнаружил его случайно, когда в моей лаборатории на первом этаже разворотило взрывом пол. До сих пор не знаю, кто и зачем это оставил. Я тогда занимался химией. Земля-альфа интересовала меня не больше этого окурка.

Химией. Он щелчком сбил с сигареты пепел. И тут я все вспомнила. Эрл Стоун! Лет двадцать назад Дэвид Гур был Эрлом Стоуном, лучшим учеником Бернарда. Талантливый химик, восходящая в науке звезда, впоследствии внезапно исчезнувшая с горизонта. Я узнала его, когда-то худого долговязого мальчишку, которого Бернард привел однажды к нам на обед. У мальчишки был волчий аппетит, он смеялся над нами, что мы живем по старинке семьей, а Бернард доказывал, что в старости это удобно — есть с кем поболтать о своих болячках и посидеть за картами.

Потом Бернард пошел в спальню отдохнуть, а мы за чашкой кофе проговорили на веранде до вечера. Эрл был отлично осведомлен о моих исследованиях, хотя Ингрид Кейн в то время уже давно забыли и вообще мои работы не имели никакого отношения к тому, чем занимался он сам. Он привлек меня совершенно необузданным любопытством — в этом мы были схожи. И вместе с тем я же тогда была развалиной, беседа меня утомила, отвечала я не сразу и еле слышно. А Эрл, по-птичьи скосив на меня круглые, любопытные глаза, нетерпеливо щелкал длинными пальцами по сигарете, а потом вдруг выпрямлялся пружиной со своим «Ну же! Ну!» — ему, видимо, очень хотелось стукнуть меня, встряхнуть, как старый забарахливший прибор.

— Надеюсь, мы когда-либо продолжим нашу беседу, мадам Кейн…

Он сказал это, с сомнением оглядывая меня, будто прикидывая, сколько я еще смогу протянуть. Я наблюдала, как он уходит по ярко освещенной аллее парка, двигаясь с бесшумной грацией зверя из семейства кошачьих, и впервые за много лет пожалела, что мне не двадцать.

Эрл Стоун… Я чуть было не отступила в тень, однако тут же сообразила, что он-то никак не сможет меня узнать. Я была Николь Брандо, которой двадцати еще не исполнилось. И не исполнится никогда. Забавно.

— Когда догадался, что к чему, первой мыслью, естественно, было сообщить куда следует. — Я заставила себя слушать Гура. Но кое-что в этом хламе меня заинтересовало. Решил подождать. Потом все откладывал. Любопытно. Мне никак не удавалось их понять, существовала некая преграда… Я сам должен был измениться, стать человеком с Земли-альфа. И я им стал. Я назвал эту жидкость «альфазин». Достаточно ввести два кубика…

— Но откуда она взялась?

— С Земли-альфа. Колба была упакована в одном из ящиков.

— Как же ты смог догадаться о ее назначении?

— Случайно. Просто экспериментировал. Что это такое, понял потом, когда стал сопоставлять симптомы своей болезни с этим. — Гур указал на полки.

Он явно что-то недоговаривал.

— Но ее состав, формула? Природа действия? Альфазин исчезает из обычного сосуда и моментально всасывается в кровь…

— Какое-то неизвестное нам вещество.

— Однако его должны были знать на Земле-альфа.

— Возможно. Никаких сведений на этот счет. Гур наверняка хитрил. Он был химиком и слишком любопытным, чтобы не докопаться до сути. Чего он боится? Я почти покойница.

— Эта колба здесь?

— Альфазин кончился, — сказал Гур, — ты слишком много хлебнула. Я даже не смог продержаться в цирке до конца сезона. Там отлично платят, но их интересовали лишь сеансы гипноза. И не только их. — Гур насмешливо скосил на меня глаза. — Что ты еще хочешь знать?

— Чем они отличались от нас?

— Способностью чувствовать.

— Что ты имеешь в виду?

— Во всяком случае, не те пять чувств и инстинкты, вроде самосохранения, которыми обладают и животные. Я говорю о чувствах друг к другу. Можно назвать это совестью, общественным самосознанием — как угодно… Наш рай убил человека, позволил ему убежать в себя.

— Не понимаю…

— Они умели мечтать и жалеть, любить и ненавидеть. Непонятные слова, да? Они совсем иначе воспринимали мир и себя в мире. Гораздо обостреннее, глубже, полнее. Тот человек знал и страдания — пусть! Но это заставляло искать выход, бороться, переделывать мир. У них было искусство.

— А разве у нас…

— У нас искусность. Искусные маляры, танцоры и джазисты, которые хотят выразить только то, что умеют раскрашивать холст и стены, отплясывать лучше всех «чангу» и барабанить по клавишам. Они развлекают толпу и получают за это чеки. У равнодушных не может быть искусства. Человечество остановилось в развитии. Оно ничего не хочет и никуда не стремится. В науке осталась лишь горстка любознательных, которые удовлетворяют свое личное любопытство и плюют на человечество. Любопытство кошки, гоняющейся за собственным хвостом. Земля спокойных, земля живых мертвецов.

Впервые, в жизни я ощущала себя безнадежной тупицей. Предположить, что Гур попросту помешался на Земле-альфа и его странные утверждения не стоит воспринимать всерьез, было бы легче легкого. И все-таки и «болезнь Гура», и его власть над Ритой, и загадочное решение Риты умереть, и двери, которые открывались непонятно как, и тайник — все это было реальностью и требовало объяснений. Но мое время кончилось.

Я откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Поспать бы! То ли дала себя знать усталость, то ли начало действовать средство Гура, но я совсем отключилась и даже не сообразила, где я, когда в мое плечо впились пальцы Гура.

— Не поняла? Не веришь? Николь…

Судя по часам, я уже давно находилась на том свете. Но Гур с его птичьими когтями никак не походил на ангела.

— Не поняла? Хочешь понять?

Я хотела только спать. Я будто скользила по наклонной плоскости куда-то в небытие, и если это была смерть, то я желала ее. Но меня удерживали пальцы Гура.

— Хочешь понять? Ты останешься здесь. Тайник в твоем распоряжении. Если хочешь понять… Я дал тебе подкрашенную воду… Я сам… я сам этого хочу. Чтобы ты поняла. Чтобы был кто-то еще. Я больше не могу…

Его пальцы разжались, и я тут же полетела в бездну. Моя последняя мысль все-таки была о смерти — я уже забыла, как засыпают в двадцать лет после сильной усталости.

Примыкающая к тайнику комнатушка, похожая на дно колодца, теперь была домом. Только самое необходимое — крошечная ванная, допотопный немой робот, кое-что из гардероба и косметики, доставленное Гуром из города по моему заказу, столик, кресло и тахта. С утра до вечера я валялась на ней, обложенная книгами и словарями, и пыталась разобраться в странных историях, где люди говорили друг другу таинственные слова, похожие на молитву, убивали себя и других, сражались с ветряными мельницами, разыгрывали длинные нелепые спектакли вокруг самых элементарных желаний. Особенно связанных с женщиной.

Я воспринимала только их музыку. Ее можно было просто слушать, не докапываясь до логики и здравого смысла. Беспокойство, которое она вызывала, не навязывалось извне, а было внутри меня, пока еще не понятное, но крайне занятное. Я слушала себя,

Мне никто не мешал. Лишь иногда за дверью слышался раздирающий душу скрип (это вычитанное «раздирающий душу» мне понравилось), и появлялся мой робот, чтобы накормить меня, подобрать с пола книги и, унося полную пепельницу окурков, удалиться с «раздирающим душу» скрипом.

Среди ночи я сквозь сон слышала шаги Гура. Вниз по лестнице и дальше по подземному коридору. Куда и зачем он ходил, я не знала. Выходить в коридор мне было строжайше запрещено, и Раздирающий Душу бдительно следил, чтобы я не нарушила этого запрета. Шаги Гура звучали чуть слышно, но почему-то каждый раз будили меня. Лишь потом я сообразила, что бессознательно ждала их в полусне.

Под утро он возвращался. Попасть в тайник можно было только через мою комнату.

Делая вид, что сплю, я наблюдала, как он крадется во тьме мимо моей тахты. Он прекрасно ориентировался в темноте, скользил меж стульев, которые я нарочно расставляла на его пути, с бесшумной грацией кошки. Как и в тот вечер, когда был Эрлом Стоуном. Почему он переменил имя и профессию? Что сейчас составляло его жизнь, помимо легальной внешней стороны? Эти вопросы занимали меня ничуть не меньше Земли-альфа. Меня интересовал Гур, а еще больше — мой интерес к Гуру.

Я знала, что Рита была его девушкой, но ко мне он ни разу не приблизился. Я тоже не делала никаких попыток к сближению, а, напротив, каждый раз, когда он пробирался к тайнику мимо моей постели, инстинктивно настораживалась, словно мне грозила опасность.

Тем более непонятно, потому что меня к нему тянуло. И не только как к источнику информации. Когда Гур был в библиотеке, я уже не могла спать, иногда не выдерживала и, наскоро одевшись, шла туда. Гур сидел на старом диване с книгой или в наушниках, закрыв глаза. Лицо его казалось пепельно-серым, а тени у глаз — голубоватыми, то ли следы грима, то ли усталости. Углы рта, руки находились в блаженно-расслабленном состоянии покоя, только сомкнутые веки, обычно неподвижные, мелко дрожали, будто ветер гнал рябь по воде.

Я осторожно садилась рядом и тоже надевала наушники. Пленка была старая, с дефектами, музыка то гремела, то совсем удалялась, и я слушала то ли Ингрид Кейн, то ли Риту, то ли Николь, которая сидела сейчас рядом с Гуром.

Я сделала очень важное открытие насчет Риты и Гура. «Все время хотела его видеть, думала о нем, караулила…» ЛЮБОВЬ. Как на Земле-альфа. Рита была ВЛЮБЛЕНА в Гура. Это «их» слово, которое прежде было для меня лишь словесным обозначением чего-то непонятного, абсурдного, вдруг обернулось реальностью. Даже слишком реальностью. Мною.

Рита. Бетянка до мозга костей. Ей было поручено следить за Гуром, стать его подружкой, и она выполняла этот приказ охотно, потому что Гур не был ей неприятен и она, наверное, согласилась бы на связь с ним и без инструкции. А потом альфазин, после чего ее отношение к Гуру стало похоже на болезнь. Любовь.

Гур считал, что природа любви заключалась в стремлении «того» человека вырваться из оболочки своего замкнутого «я», ощутить единство с другим «я».

Стремление к невозможному. Иллюзия, самообман. Глупо. Рита вряд ли сознавала, что с ней происходит, и еще меньше умела бороться со своими эмоциями. Она надоела Гуру, раскрыла слежку и была исключена из игры обеими сторонами.

Пока она видела его ежедневно, ей еще как-то удавалось держаться, но вот она не видит Гура три недели. Последний отчет. Настроение отличное, болезнь проходит, никаких нелепых желаний, никаких мыслей о Гуре.

Через два дня она пришла ко мне просить о смерти. Ее лицо в то утро. Я подошла к зеркалу. Теперешняя Рита выглядела старше — то ли сказывалось подземное существование, то ли…

Мне показалось, что лицо Риты-Николь стало приобретать черты Ингрид Кейн. Вокруг глаз по-прежнему ни единой морщинки, но взгляд… И несвойственная Рите линия губ, слишком напряженная, — я всегда, когда размышляла, стискивала губы так, что в углах образовывались ямки. И прическа. Видимо, я механически закалывала волосы, как когда-то в молодости.

Рита была ВЛЮБЛЕНА в Гура и, оказавшись изолированной от него, почувствовала, что не хочет больше жить. Ситуация, аналогичная историям в их книгах. Но Рита была бетянкой. Почему она не сообщила отцу, не обратилась к врачам, когда приступы стали невыносимыми? Почему она, более того, скрыла их, стерла последний отчет, чтобы ей не помешали умереть? И с этой же целью сама состряпала необходимые для смерти документы, когда шла ко мне?

Она не хотела избавиться от «болезни Гура» и связанных с ней страданий, предпочла умереть, страдая. Будто видела в них какой-то смысл, удовлетворение. Удовольствие в страданиях? Нелепость.

Или же это так называемая «жертва собой», с чем я тоже часто встречалась в их книгах? Рита не могла долго обманывать ВП, давая неверные показания о ходе «болезни Гура», так же как пчела одного улья не может таскать мед в другой. Но, продолжая выполнять свой долг, она играла бы против Гура, и предпочла смерть, как поступали в подобных случаях на Земле-альфа.

Я поймала себя на том, что испытываю от своего открытия гораздо большую радость, чем от всех открытий Ингрид Кейн, вместе взятых. Я впервые самостоятельно проанализировала факты и сделала выводы, пользуясь понятиями Земли-альфа, ранее мне недоступными.

Жаль только, что я не могла поделиться своим открытием с Гуром. Рита была в него влюблена и из-за этого умерла. Но Рита была мною, Ингрид Кейн, которая двадцать лет назад болтала с Эрлом Стоуном на веранде и которая тоже умерла. Обе мы теперь стали Николь, которая была жива, но вместе с тем уже не была той Николь, которую знал Гур.

Слишком много объяснений, которые отнюдь не входили в мои планы. Даже вариант: «Я преследовала тебя, потому что была влюблена» — не годился, так как не соответствовал действительности. Мой повышенный интерес к Гуру был в основном познавательным, хотя память Риты продолжала жить во мне. И память Ингрид Кейн, которая когда-то пожалела, что ей не двадцать.

Но никаких безумств. Гур приходил теперь менее усталым, и мы вместе познавали Землю-альфа. Вначале он был учителем, но постепенно я нагнала его. Мы тогда были слишком поглощены Землей-альфа, чтобы заняться друг другом. Гур сказал, что со мной как бы открывает ее заново. Ее и того человека.

Мы будто карабкались вдвоем на какую-то недоступную гору, связанные одной веревкой, тащили друг друга выше, выше, казалось, еще шаг — и вершина. Но она опять оставалась лишь ступенью, откуда начинается новая скала, еще круче. И мы снова лезли вверх, ощупью исследуя каждую впадину, каждый выступ. Нас гнало любопытство — что там, дальше?

История человечества. Тысячелетия, века… У каждого века свои проблемы. У каждой страны, у каждого поколения. У каждого человека. Они были такими разными в своем сходстве. Каждый — целый мир, загадка.

Мы поняли: чтобы до конца постичь все это, не хватит и тысячи жизней. И все-таки карабкались.

Нищета, неравенство, физические страдания. У кого беспощадней и острей клыки, тот победитель. Душат друг друга, идут войной. Брат на брата, народ на народ…

XX век. Здесь какой-то провал, заговор молчания. Будто не было в их истории этого таинственного века. Оставалось лишь догадываться о каких-то бурях и катаклизмах, в результате чего большая часть планеты, десятки стран и народов то ли вообще перестали существовать, то ли стали для «Свободного мира» таким же табу, как у нас Земля-альфа.

«Свободный мир» — так они называют себя. Найдены новые дешевые способы получения энергии, всю неприятную и тяжелую работу отныне поручают машинам. Но человеку все хуже. Учащаются самоубийства, клиники переполнены душевнобольными, искусство все мрачнее и безнадежнее. Духовные страдания оказываются страшнее физических. Языки сливаются в один, но говорящие на нем не понимают друг друга и даже не пытаются понять. СТРАСТЬ, НЕНАВИСТЬ, ДРУЖБА, ЛЮБОВЬ, СОСТРАДАНИЕ — эти слова, прежде определяющие человеческие взаимоотношения, постепенно исчезают. В моде спокойствие и безразличие, культ отчуждения. Люди Земли-альфа словно подражают бетянам, а те, кому это не удается, прибегают к алкоголю и наркотикам, чтобы духовно и эмоционально отупеть, забыться в своем отчуждении. Бегство в себя от себя. Замкнутый круг. Тупик.

Они мечтают об одиночестве и страдают от него. Потому что они другие, потому что им слишком многое дано. Но они не хотят этого многого. Они находят во Вселенной рай, где можно быть одиноким и самому по себе, не страдая. И бегут туда. На Землю-бета. На планету Спокойных.

Все это представлялось нам величайшей нелепостью, какой-то ошибкой в конструкции нашего предка. Мы часто спорили, и я, увлекшись, начинала приводить аргументы, которые в устах Николь звучали совсем уж невероятно. Ловила на себе удивленно-пристальный взгляд Гура и спешила перевести разговор на другую тему, потому что разбираться в проблемах Земли-альфа на уровне девочки из БП все равно не имело смысла.

Эти паузы не нравились нам обоим, и вскоре Гур принял правила игры. Лицо его не менялось, даже если я цитировала изречения профессора Мичи, умершего восемьдесят лет назад. Моя личность занимала его гораздо меньше, чем наши регулярные беседы. Думаю, что если бы в тот период я даже призналась ему, что я Ингрид Кейн, ему было бы все равно.

Но все же он первым взглянул на меня. Я что-то доказывала и вдруг заметила, что он на меня смотрит. Не как обычно, не видя, ожидая лишь завершения моей мысли, чтобы бросить ответную реплику, а, наоборот, не слыша.

— Ты не слушаешь?

— Тебе надо отдохнуть, Николь. Неважно выглядишь.

— Чепуха, послушай…

— Завтра я свободен. Как насчет морской прогулки? Тебе нужен свежий воздух. И хватит курить. Гур отнял у меня сигарету. Мой окурок чем-то заинтересовал его, он нацелил взгляд на пепельницу, полную таких же окурков.

— Ты что?

Гур поспешно поставил пепельницу на место.

— До завтра.

Когда затихли его шаги, пепельницей занялась я. Скорее всего я иначе, чем Рита, втыкала в нее окурки… Да мало ли что! Он обратил на меня внимание. Это было скорее плохо, чем хорошо.

Читать далее

 

Copyright MyCorp © 2024
Мысли вслух
Путь Торы значительно короче обычного пути Комментарий
JEWNIVERSITY
Программа дистанционного обучения приглашает всех, интересующихся смыслом своей (и не только) жизни, к партнерству, в поиске сокровищ еврейской цивилизации. Далее
Хотите учиться?
INSTAGRAM
Подписывайтесь на меня в Instagram! Имя пользователя: mmgitik
Новости
Семинары и шабатоны [324]Анонсы новых книг и лекций [13]
Лекции и встречи [818]Объявления [196]
Статьи [1867]Видео уроки [354]
Уроки Торы онлайн [185]
Недельные главы Торы онлайн
Вебинары [670]
Рассылка
Чтобы получать рассылку на e-mail, пишите на secretary@jewniversity.org
Форма входа
Календарь
«  Октябрь 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123456
78910111213
14151617181920
21222324252627
28293031
Поиск
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Облако тегов
еврейский календарь Песах Шавуот 17 тамуза храм Смысл жизни поиск истины Ханука иудаизм радость Иврит Пятикнижие Иерусалим 9 ава сукот Йом Кипур кабала Тора недельная глава галут Геула Моше израиль Египет Пурим Шабат рига ашдод Америка душа евреи человек молитва М.М.Гитик любовь Машиах Шабатон С.-Петербург сука Ноах еврейский Свобода урок жизнь добро и зло Гилель харьков москва Лод недельные главы