Продолжение 6
* * *
Гур зашел за мной очень рано, и, пока я плелась за
ним по загадочному коридору (успев заметить, что он продолжается без
конца), пока мы поднимались по лестнице к люку, ведущему в кабинет
(откуда я свалилась), а затем на лифте на крышу, я неудержимо зевала,
хотя впервые за много дней меня вывели на волю развлекаться. Правда, под
конвоем, но все же… Меня покачивало, будто после болезни, колени
дрожали.
В Столице уже наступила осень. Небо походило на
мокрую простыню, через которую ветер сеял капли дождя. На черном
лакированном корпусе гуровского аэрокара рыжими мазками прилипли кое-где
мертвые листья. Я с наслаждением глотнула пряный сырой воздух, голова
закружилась, но через секунду все встало на свои места. Крыши соседних
домов, прилипшие к аэрокару листья и капли на стекле показались
обостренно четкими, как на фотографии.
Будто я снова глотнула альфазина.
Преимущество молодости — способность организма мгновенно восстанавливать силы.
Окна аэрокара были зашторены — для конспирации, и я
не видела, куда мы летим. Но можно было догадаться, что к одному из
рекомендованных в утренней сводке погоды пляжей, где «день обещает быть
солнечным и теплым», Гур всю дорогу молчал, я дремала.
Стоп. Дверца распахнулась, и я почти вывалилась из
аэрокара на горячий песок. Трудно было поверить, что где-то осень и
дождь, что еще час назад по корпусу аэрокара скатывались капли. Сейчас
он был раскаленный, сухой, и в нем отражались дюны и море. Море
плескалось в нескольких шагах, на его фоне подернутое утренней дымкой
небо казалось тусклым, белесым. Солнце грело, но не жгло — то самое
«бархатное» тепло, в которое погружаешься, как в ванну, которое
размагничивает, усыпляет, ласково укачивая, подобно газу «свечного
успокоения». Песок набился в туфли, под одежду, но вставать не хотелось,
— Может, хотя бы переоденешься?
Гур направлялся ко мне с купальником, наверное, с тем
самым, в котором когда-то соблазняла его Рита. Он был уже босиком и в
шортах, сутулый, угловатый и нескладный, как подросток, но в движении
его тело становилось красивым, гибким и сильным, как у зверя из
семейства кошачьих. Эрл Стоун…
Он помог мне подняться, подал купальник и продолжал
что-то говорить, спокойно глядя на меня. Я ждала, когда он отвернется, и
уже собиралась попросить его об этом, как вдруг сообразила, что Николь
была его подружкой и ему вовсе не обязательно отворачиваться в подобной
ситуации. Я почувствовала, что краснею, и с досадой рванула молнию на
платье, но Гур уже все понял.
Его взгляд на мгновение вцепился в мое лицо, но он
тут же отвернулся и, бросив мне купальник, ушел разбирать багажник. Фу,
как глупо!
Гур возился с разборной лодкой. Я подошла, уже в
купальнике, — он не смотрел на меня. Я положила ему руку на голову —
волосы были жесткими, горячими от солнца. По его взгляду тут же поняла,
что лишь усугубила предыдущую ошибку. Во всяком случае, он знал, что я
сделала это, чтобы ее исправить. Я убрала руку.
Но когда лодка, наконец, была собрана, когда затрещал
мотор и мы помчались к горизонту, чуть касаясь кормой воды, когда
соленые брызги ударили в лицо, от ветра перехватило дыхание и нас
швырнуло друг к другу — Гур уже не мог не обнять меня. Это было законом,
ритуалом Земли-бета — он и она, обнявшись, мчатся по волнам в
двухместной лодке. Сотни раз я каталась так в молодости, и Гур наверняка
тоже, когда еще был Эрлом Стоуном. Обняться здесь было так же
естественно, как в танце. Все же мы оба родились на Земле-бета.
Его ладонь легла мне на плечо, утвердилась там, потом
я ощутила спиной всю его руку и почувствовала, как горячая волна
кувыркнулась где-то во мне, ударила в голову и, опалив щеки, ушла.
Знакомое ощущение, только, пожалуй, сильнее, чем прежде. Мне было не да
анализа — меня обнимал Эрл Стоун. Я знала это и только это и опасалась
одного — как бы он не убрал руку. И еще мне нужно было делать вид, что
мне плевать на его руку, потому что она уже обнимала Николь тысячу раз. А
ему нужно было делать вид, что он верит, что мне наплевать. Забавно. Мы
оба играли и оба знали, что играем.
Мы сидели так очень долго, не шевелясь, пока Гур,
наконец, не выключил мотор. Лодка остановилась, и он убрал руку. Стало
вдруг очень тихо. Пляжи с соснами и дюнами, люди и коттеджи остались за
горизонтом. Мы были одни в море. Вокруг перекатывались белые барашки
волн, лодку покачивало. Я вспомнила Унго, отель «Синее море». Тогда все
было просто. И спокойно.
Я подумала, что море совсем не синее. «Голубое небо»,
«Зеленый лес», «Красный закат» — так тоже просто и удобно. Все прощать.
Но закат на Земле-бета совсем, не красный, а море не синее. Какое?
Чтобы его описать, нужно чувство. Сам для себя ты все
понимаешь, но если тебе нужно кому-то рассказать… Требуются особые
слова, рожденные чувством. Чувством к другому. Бетяне этого лишены.
Синее море.
Я смотрела, как Гур плавает, плавно и ритмично
закидывая руку, неслышно вспенивая воду ступнями. В воде он был
естествен, как рыба, даже лицо становилось каким-то рыбьим.
А я решила установить вышку, нажала на пять метров,
и, стоя на площадке, которая медленно поднималась, видела обращенное ко
мне лицо Гура — теперь он лежал на спине, раскинув руки.
Он открыл глаза, и я постаралась не ударить в грязь
лицом — когда-то Ингрид Кейн прыгала классно. Я выбрала один из самых
сложных и эффектных прыжков, бесшумно вонзилась в воду и, на размыкая
ладоней над головой, продолжала полет вниз, в темнеющую бездну. Глубже,
глубже. Сейчас дыхание кончится. Предел. Рука Гура на моем плече. Нет.
Вверх, быстрее!
Еще одно открытие — я хотела жить. И на этот раз меня удерживало не только любопытство. Рука на плече? Было тысячу раз. Что же?
Гур уже сидел на корме, склонив голову — точь-в-точь
петух на насесте, — и по его взгляду я поняла: опять сделала что-то не
то. Наверное, Рите не умела прыгать с вышки. Или боялась высоты? Все
предусмотреть невозможно. Какого черта я с ним поехала?
Но тем не менее позавтракали мы с аппетитом, я сама
готовила сандвичи, уже не думая о том, так ли их делала Николь, потом
снова до одури плавали и, наконец, в изнеможении распластались на корме,
подставив животы солнцу. Я видела краем глаза его профиль, сомкнутые
под темными очками веки и инстинктивно чувствовала, что он все время
наблюдает за мной, ни на секунду не выпускает из виду, несмотря на
закрытые глаза.
Николь была его подружкой, и мы оба знали, что если
не поцелуемся, это будет неестественно. Мы оба родились на Землебета,
где в подобной ситуации так было всегда и, наверное, было прежде у Гура с
Николь, когда они отправлялись до меня в морской вояж. До меня.
Забавно.
Мы оба ждали. И оба знали, что ждем. Наконец я не
выдержала и, приподнявшись на локте, приложилась к его губам. Лучше бы я
этого не делала. Правда, на поцелуй он ответил, чтобы соблюсти ритуал,
но мы оба лишь играли в Гура и Николь. И знали, что играем.
В общем, в этот день все было не так и не то. Но
когда мы возвращалось и рука Гура снова лежала у меня на плече (правда, я
ее уже не чувствовала — плечо и спина затекли, так как я боялась
шевельнуться), я жалела, что этот «день здоровья» уже кончился.
* * *
Гур снова пропал и не показывался более недели. С ним
ничего не случилось — каждую ночь я по-прежнему слышала его мягкие
кошачьи шаги по коридору мимо моей двери. Под утро он возвращался к себе
и, похоже, забыл о моем существовании.
Поначалу его отсутствие меня даже радовало — я была
слишком занята собой в связи с очередным открытием. По всей вероятности,
я не избежала участи Риты и тоже влюбилась в Гура. Или Рита была ни при
чем и это случилось с Ингрид Кейн, которая когда-то пожалела, что ей не
двадцать? Или в Гура влюбилась новая Николь, которая вместе с ним
открывала Землю-альфа, чтобы, постигая того человека, постичь себя?
Я думала о нем все время. Даже когда не думала о нем,
Когда сидела в тайнике одна перед экраном, в наушниках или с книгой.
Представляла себе, что бы он сказал в том или ином месте, соглашалась,
спорила. А потом откладывала книгу и просто думала о нем. Хаос из его
реплик, жестов, мимики, Гур, Гур, Гур…
Открывать в одиночку Землю-альфа не хотелось — мне не
хватало Гура, его души, мыслей. Впервые в жизни я заскучала наедине с
собой.
Мне нужно было его видеть, «Мне все время хотелось его видеть…»
Можно было позвать его, но мне нужна была иллюзия.
Что я по-прежнему спокойна. Инстинкт самосохранения. Если бы Гур не
откликнулся, я оказалась бы безоружной.
Я боялась его власти над собой. Теперь я знала,
откуда она. И когда Гур, наконец, пришел как ни в чем не бывало, будто
мы лишь вчера расстались, я приняла правила игры.
Гур был подчеркнуто равнодушен — это его выдавало. Я
знала, что он играет. И он знал, что играю я. Мы оба, перестав быть
бетянами, играли в бетян. Как те, с Земли-альфа. Никаких чувств, никакой
зависимости друг от друга. Каждый в своей скорлупе, каждый сам по себе.
Гур опять приходил ежедневно, но больше я не думала о
нем. Мне было легко, спокойно и пусто. Мы снова занимались лишь
Землей-альфа.
Это произошло неожиданно. Я поймала взгляд Гура в
зеркальной грани какого-то прибора. Он смотрел на меня и не знал, что я
его вижу. В нем будто что-то распахнулось, прежде наглухо запертое, а
теперь открытое, обращенное ко мне. Он перестал для меня быть бетянином.
И хотя я понимала, что это происходит в нереальности, по ту сторону
зеркала, что Гур воображает, будто наедине с собой, я не могла
оторваться и, как завороженная, увязалась за ним в эту нереальность и
тоже ответила ему взглядом, каким посмотрела бы на него наедине с собой.
Наши взгляды встретились в зеркале. Но ни он, ни я не отвели глаз — нереальность была слишком хороша.
Мы смотрели друг на друга, было очень страшно.
Бетянка во мне бешено сопротивлялась, но я ее скрутила. Преодолеть себя,
рискнуть. Преодолеть спокойствие. Еще хотя бы несколько мгновений…
Гур улыбнулся. Не так, будто он наедине с собой, а
улыбнулся мне, как бы переводя в реальность то, что произошло между
нами. Выдержать, рискнуть. И вот уже зеркала нет, его руки у меня на
плечах. Лицо в лицо, глаза в глаза. Я — ТЫ. ТЫ. ТЫ. «Не может быть», —
подумала я, закрывая глаза. И все-таки это было — иллюзия, что я не
одна. Всего несколько секунд, но ради них… Страдания ради иллюзии?
Пусть.
Что с нами теперь будет, Эрл Стоун? Мы больше не
бетяне, мы вроде сиамских близнецов, связанных одним кровообращением.
Каждое неосторожное движение будет причинять боль другому. Все, как у
них.
— Эрл…
Я назвала его настоящим именем, и он даже не
удивился, ничего не спросил. Как я бы не удивилась, если бы он назвал
меня Ингрид. Все предыдущее было чудом. Всего лишь пара небольших чудес в
придачу.
читать далее
|