Воскресенье, 13.07.2025, 11:05
Если Сегодня как Вчера - зачем Завтра?

Профессиональный подход к жизни -
авторская программа дистанционного обучения р. Менахема-Михаеля Гитика
Главная Регистрация Вход
Приветствую Вас, ГостьRSS

Помощь
МЕНЮ САЙТА
МИНИ-ЧАТ
500
 Каталог статей
Главная » Статьи » Литературные иллюстрации идей Торы

Мендель Темпель. Скитания Моджицкого «нигуна»
… Во времена великого светопредставления меня забросило далеко-далеко, на край света, к самому Ледовому морю.
Жители тамошние все низкорослые, с узкими раскосыми глазками, а говорят они на каком-то тарабарском наречии, которое и понять нельзя: это, по моему разумению, вообще не речь, а какое-то прищёлкивание языком. А питаются они салом, прямо умирают за куском сала. Если бы им дать свечку, они бы и её проглотили вместе с фитилём.
О том, чтобы соблюдать в тех местах наши еврейские обряды и речи быть не могло. В самом деле, поди, будь умником и скажи, когда надо читать утреннюю молитву, а когда – вечернюю, когда там вообще нет ни восхода солнца, ни того часа, когда вечерняя заря гаснет, когда там шесть месяцев подряд день, а потом шесть месяцев – ночь. Вот, в отношении запрещённой пищи я не слишком грешил, потому что вся пища там была парев – ни молочная, ни мясная, а если в кой-то веки и попадала в баланду капля свиного жиру, то она растворялась и исчазала бесследно.
Позже я узнал, что эта земля, которая называется каким-то древнееврейским именем Кулома, в действительности очень богата, но все её богатства лежат глубоко в земле. Целые клады там зарыты.
И вот меня, варшавского портного (сам моджицкий ребе носил шёлковый кафтан моей работы), послали откапывать эти сокровища, извлекать их на свет Б-жий.
Но велик наш Б-г – случилось так, что приглянулся я самому начальнику, Белобородов была его фамилия. А носил он как раз чёрную густую бороду.
Он, Белобородов, то есть, приметил меня в первый же день, когда я прибыл туда. Как будто его тронул мой изможденный вид, бледность моего лица. Ведь ехали мы туда почти месяц, по морю, на баржах ехали. А кормили нас, следует вам сказать, какими-то малюсенькими солёными рыбками, над которыми даже благословение грешно произносить. И хоть кругом со всех сторон была вода, мы умирали от жажды.
И вот, смотрит он, начальник, на меня, качает головой и спрашивает:
- Как зовут тебя, и кто ты такой?
- Звать меня зовут Бинем Хмельник, - отвечаю я ему, – из Варшавы я, а по профессии – портной.
Только я собрался сказать, что сам моджицкий ребе…, как он перебил меня:
- А как зовут твоего отца?
Этого я уже не мог понять. Зачем ему понадобился ещё и мой отец? Что, ему одного меня мало?
- Отца моего, мир праху его, уже не зовут, - говорю я ему, - а звали его Вигдор. В Моджице он был известен как Вигдор-меховщик.
Снова он, начальник, усмехается в бороду, качает головой и говорит:
- Большие, видно, мудрецы сидят там у нас в центре. Не иначе, как сообразили они, что мне позарез нужен портной. Ну, ладно, Бинем Вигдорович, ты будешь у нас работать по специальности: будешь портным.
По специальности… Горе мне! Бинем Хмельник, который шил шёлковый кафтан для самого ребе, заделался «латутником», да ещё каким латутником: ставил заплаты поверх заплат на ватниках.
Но всё к лучшему – грех жаловаться. Ведь, неровен час, спаси Б-же, если бы я тогда не бросился в глаза начальнику, лежать бы мне в земле сырой и выкапывать оттуда сокровища.
Из нашего брата, сыновей Израилевых, не нашел я там никого. Очень тянуло услышать хоть несколько слов на родном языке, очень хотелось излить душу, а это, вы ведь знаете, можно сделать только на родном языке. На чужом языке — от этого легче не станет. Даже плачется легче на маме-лошн (идише). А уж что говорить о еврейском вздохе?! Разве есть что-либо более глубокое, от самого сердца идущее, чем еврейский вздох: «Ох-ох-о, отец Ты наш родной...»
Зато спал я, как король, на ватниках своих я спал. Грешно сказать, не знаю, спал ли я так дома...
В то «ночное» утро я поднялся с тяжелым предчувствием. Ночью я видел слишком хорошие сны, я был дома, я даже пел во сне. Хорошие сны, да еще петь во сне — плохая примета. Наверняка я буду сегодня плакать, надвигается какое-то несчастье.
И – как в воду глядел. Не успел я умыться, как прибегает надзиратель и зовёт меня к начальнику.
- Вот оно! – думаю я про себя, - сердце мне подсказывало, а сердце – вещун. В сущности, я даже не чувствовал за собой никакой вины. Вот разве только эта история с пятью червонцами. А дело было так: распоров как-то на заплаты ватник с покойника, я нашел между стёжками пять зашитых червонцев и зашил их в свой ватник на чёрный день. Но никто этого не видел, никто об этом не знал. Да, но вот тут-то была для меня и запятая!
С тяжёлым сердцем вошел я в кабинет начальника.
Между тем, принял меня Белобородов весьма дружелюбно. А когда он сказал мне, для чего я был вызван, у меня камень с души свалился.
- Бинем Вигдорович, - обратился он ко мне по имени-отчеству, - приближается лето. Через пару дней впервые на несколько минут покажется солнце, а мне буквально не в чем ходить.
- Бедняга, - думаю я про себя, - как мне тебя жаль, впору просить для тебя подаяние в благотворительном обществе «Одевающий нагих».
- Полушубок, - продолжает он, - придётся скинуть, а шинель моя порядком пообтрепалась. Пока прибудет новая форма, необходимо перелицевать старую: стыдно перед людьми показаться в таком виде. Как, сможешь ты это сделать?
Я уж было хотел обидеться: смогу ли я это сделать, как вам это понравится? Да ведь сам моджицкий Ребе носит шелковый кафтан – моей работы! Но, видя, как дружелюбно он на меня поглядывает, простил его про себя.
Впервые я видел его без полушубка, с непокрытой головой. Он выглядел намного моложе, и его густая чёрная борода ему совсем не шла. На его кителе висело несколько медалей. Лицо его выглядело как-то интеллигентнее, а в его тёмнокарих глазах, прикрытых тяжёлыми ресницами, проглядывало что-то домашнее, знакомое.
Подхватив шинель, я направился к выходу, но он остановил меня.
- Постой, говорит он, Бинем Вигдорович, не спеши. Поскольку ты – мой гость, я хочу тебя угостить.
Он поставил на стол бутылку водки, нарезал пару кусков хлеба, а на тарелку положил луковицу и несколько зубчиков чеснока.
Что до водки, то я никогда не был особенно до неё жаден. Даже в добрые времена я выпивал рюмочку лишь в Пурим и на Симхас-Тойре (Симхат-Тора). Но от вида лука и чеснока у меня голова закружилась. В тех краях это – царская пища, дороже, чем золото. За деньги это достать нельзя, хранят под семью замками. Это – сама жизнь, лучшее средство от всех болезней.
Он налил водку в два гранёных стакана.
Дрожащей рукой, с жадностью глядя на чеснок, взял я стакан, мысленно произнес благословение и, чокнувшись с Белобородовым, как принято, хотел опрокинуть обжигающую влагу, как вдруг застыл с раскрытым ртом:
Совершенно чёткая речь поразила меня:
- Ле-хаим, реб Бинем, дай Б-г, чтобы мы пили на радостях!
… Вы, может быть, помните Лейбеле Вайсборда, шойхетова сыночка с Новолиповой улицы? – Это он сидит напротив меня. Его отец, мир праху его, был горячим моджинским хасидом, завзятым любителем напевов, ни одной трапезы у ребе не пропускал. А ранняя смерть его наступила-таки из-за его сынка, оболтуса Лейбеле.
Этот Лейбеле – я как будто сейчас вижу его – в чёрной рубашке, с непокрытой головой, с чёрным чубом, очень рано пошёл по дурному пути, и отец хлебнул с ним немало горя. Когда же Лейбеле попал в тюрьму, измученное сердце Шойхета Пинхоса Вайсборда не выдержало…
И вот сидим мы оба в маленькой тёплой комнатке. На душе у нас светло, оба мы хорошенько выплакались, по-еврейски навздыхались, а во рту жжёт невыносимо, нет, не от водки – упаси Г-сподь – ведь я только пригубил из стакана, а от чеснока: я его перетирал зубами как эрец-исроэльские орешки. У меня, должен вам сказать, все зубы шатаются. Лейбеле Вайсборд, начальник мой Белобородов, сидит, без кителя и мурлычет себе под нос какую-то мелодию. Постепенно мелодия проясняется, и вот уже плывут звуки первого вопроса моджицкого священного напева:
- Ай-ай-ай-ай-ай?
Я не остаюсь в долгу и выступаю с ответом:
- Ай-ай-ай-ай-ай…
А он вновь вопрошает:
- Ай-ай-ай-ай-ай?
И я отвечаю снова:
- Ай-ай-ай-ай-ай…
И на этой земле со странным, будто древнееврейским названием Куло-ма, что у самого Ледовитого океана, несутся звуки моджицкого священного нигуна, словно когда-то в моджицкой синагоге, что на улице Джикой в Варшаве.
Категория: Литературные иллюстрации идей Торы | Добавил: shterna (26.07.2010)
Просмотров: 1919 | Теги: КОЛЫМА, Смысл жизни, ГУЛАГ, скитания Моджицкого нигуна, Мендель Темпль | Рейтинг: 5.0/3
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Copyright MyCorp © 2025
Мысли вслух
Путь Торы значительно короче обычного пути Комментарий
JEWNIVERSITY
Программа дистанционного обучения приглашает всех, интересующихся смыслом своей (и не только) жизни, к партнерству, в поиске сокровищ еврейской цивилизации. Далее
Хотите учиться?
INSTAGRAM
Подписывайтесь на меня в Instagram! Имя пользователя: mmgitik
Новости
Литературные иллюстрации идей Торы [42]
Кухня от кутюр до прет-а-порте [14]
Рубрику Ведет Менахем-Михаэль Гитик
Национальный Алеф-Бет [259]
Политика [10]
Уроки Истории [22]
Горячая точка [11]
Только Для Одесситов [25]
Жизнь Общинная [31]
Еврейство [18]
Иудаизм. От теории к практике [157]
Наука о Смысле Жизни [1]
Рассылка
Чтобы получать рассылку на e-mail, пишите на secretary@jewniversity.org
Форма входа
Поиск
Статистика

Онлайн всего: 20
Гостей: 20
Пользователей: 0
Облако тегов
еврейский календарь Песах Шавуот 17 тамуза храм Смысл жизни поиск истины Ханука иудаизм радость Иврит Пятикнижие Ту би-шват элуль Иерусалим 9 ава сукот Йом Кипур кабала Тора недельная глава галут Геула Моше израиль Египет Пурим Шабат рига ашдод Америка душа евреи человек молитва М.М.Гитик любовь Машиах сука Ноах еврейский Свобода урок киев жизнь добро и зло харьков москва Лод недельные главы