Перейти на страницу: 1 2 3 4 5 6 7

Наш Минотавр

 

Многие, подобно автору этих строк, с детства знакомы со своим главным страхом/фобией. Те, для кого эти строки – открытие главного внутреннего врага, имеют своего Минотавра в «лабиринте». Его вычисление, встреча с ним, возможна через метод исключения. Найдите свои две сильные функции. Определите, какая из четырех компонент для вас наименее важна, и вы окажетесь лицом к лицу с главным (анти)героем своего романа жизни. Внутренней, естественно. Мы с вами сейчас займемся определением четырех ужасов человеческого существования на земле.

Если ваш Минотавр в плоскости эмоций, то для вас открыть то, что вы чувствуете, подобно оголению нерва, дотрагиванию до него. Для вас почти немыслимо попросить прощения, признаться в любви. Вообще, люди с третьей эмоцией зачастую выглядят сухарями, они закованы в броню безэмоциональности, защищающую их от проявления чувств. Иногда свои чувства они скрывают под маской безразличия, но смысл всех ухищрений один и тот же – панический страх перед возможным ударом (прикосновением) по чувствам.

Их эмоциональная жизнь глубока и богата, но тщательно защищена (скрыта) от любого контакта. Мы говорим о высшем уровне интимности, непубличности, существующем у человека. Понятно, что выбор, подразумевающий два варианта, связан с границей между внешним и (исключительно) внутренним, негласным. По сути, выбор связан с отношением к собственной слабости. Но продолжим рассмотрение четырех видов страха.

Есть люди, с детства боящиеся физической боли, для них визит к стоматологу - подвиг. Мы уже объяснили природную храбрость экстремалов, как четвертую телесность, а теперь подобным же образом объясним и природную трусость. Но прежде отметим известное всем фронтовикам-пехотинцам: «трусость – как насморк, проходит» (В.С.Гроссман «Жизнь и судьба»). Ведь страх, вызванный третьей телесностью – инстинктивен, а, следовательно, проходящ.

Так же, как организм адаптируется к уменьшению количества еды у сидящих на диете, так же постоянное «жужжание» пуль и осколков вызывает либо привыкание, либо (в случае попадания) смерть (ранение)! Третья телесность означает неадекватное восприятие собственных инстинктов, включая и основной (самосохранение) и половой. По аналогии с третьей эмоциональностью, где слезы партнера (открытая эмоция) вызывают настоящую панику. Афанасьев приводит в пример женщину банкира, чей муж (по совместительству – альфонс), обнаружив эту слабость у своей жены-миллионерши, элементарно и за короткий срок отжалил себе ее богатство. Все, что ему потребовалось, это плач перед подписанием очередной бумаги, которая переводила на его имя еще один кусок ее имущества. Банкирша не выносила слезы и в смятении делала что угодно, лишь бы их прекратить.

Неразрешимая проблема (с точки зрения «телесной слабости» - третьей функции телесности) инстинктов нашего тела, делает имеющих третью функцию – тело, не только осторожными (а зачастую трусами), но и излишне стеснительными (вариантно – романтиками) в вопросах пола. И в том, и в другом случае срабатывает один и тот же механизм страха (неумения управлять, хладнокровно относиться) перед собственными инстинктами. А в случае с третьей эмоциональностью – перед собственными и чужими эмоциями.

Третья разумность позволит нам разобраться с феноменом конспирологии. Совершенно разумные, подчас весьма интеллигентные люди, выражающие недоверие к высадке американцев на Луне, например, будут с пеной у рта доказывать, что это была голливудская постановка Стэнли Кубрика. А в качестве доказательства – американский флаг, устанавливаемый Нилом Армстронгом, дрожал! А ведь на Луне нет атмосферы! Откуда же ветер?! И никакие ссылки на колебания, передающиеся снизу (флагшток) вверх (флаг) не помогут – «Сомневаюсь я, однако»! Не надо полагать идиотами людей, считающих шарообразность Земли недоказанной. Ведь в интимном дневнике Льва Николаевича Толстого есть запись о его сомнениях в существовании острова Мадагаскар! Третья разумность не доверяет фактам и логическим построениям. Вспомните всем нам нетоварища Ґитлера, который полагался на наитие, интуицию, лишь бы не опираться на реальность, которая субъективна, а значит, ненадежна!

И, наконец, третья (функция) идейность позволит «разобраться» с еще одним всем нам нетоварищем – Сталиным-Джугашвили. Его пример весьма показателен в силу его крайности, естественно. Товарищ Сталин отличался страшной подозрительностью и абсолютной недоверчивостью, что позволяет определить его врожденную слабость – идейность. Да, этот фанатичный большевик был прагматиком, легко переходящим из интернациональности в русский шовинизм и патриотизм. Но мы, с помощью определенной нами его третьей функции, сможем объяснить его двухдневный ступор в начале войны с Германией. Прострация, в которую он впал после известия о падении Минска (29 и 30 июня 1941 года) связана с его тотальным неверием.

Он, всю жизнь называвший себя учеником Ленина, поверил (единожды!) в ленинский тезис о неминуемости кризиса и последующей войны между капиталистическими державами.

Но 22 июня 1941 года началась война, вовсе не укладывающаяся в идею товарища Ленина. И когда Сталин осознает масштабы происходящего, он теряет свою путеводную звезду и впадает в ступор. Афанасьев отмечает, что знаменитая сталинская трубка маскировала его нерешительность – бич всех людей с третьей идейностью. Но бог с ним, с этим мерзавцем всех времен и народов, вернемся к проблемам третьей функции нашей личности.

Вера, которая зиждется на природной доверчивости человека к различного рода идеям, является чрезвычайно непростым делом для людей с третьей идейностью.

Но для чего Творец дал нам третью функцию, как она связана с выбором и почему я обозначил ее как главную внутреннюю работу человека? Ответ на этот вопрос позволит нам разобраться с отношениями между личностью и божественной сутью – Я.

 

Работа человека

 

Я начну с единственного эпизода «Мастера и Маргариты», в котором авторский замысел был мне совершенно непонятен. Сразу, вслед за посещением Коровьевым учреждения (помните «хоровое пение времени отнимает самую малость, а пользы от него…», затем профессор Стравинский их восстанавливает), в другом учреждении уже с котом Бегемотом происходит похожая история:

«Попав в кабинет, бухгалтер первым долгом уронил портфель, и все мысли в его голове перевернулись кверху ногами. И надо сказать, было от чего.

За огромным письменным столом с массивной чернильницей сидел пустой костюм и не обмакнутым в чернила сухим пером водил по бумаге. Костюм был при галстуке, из кармашка костюма торчало самопишущее перо, но над воротником не было ни шеи, ни головы, равно как из манжет не выглядывали кисти рук. Костюм был погружен в работу и совершенно не замечал той кутерьмы, что царила кругом. Услыхав, что кто-то вошел, костюм откинулся в кресле, и над воротником прозвучал хорошо знакомый бухгалтеру голос Прохора Петровича:

– В чем дело? Ведь на дверях же написано, что я не принимаю.

Красавица секретарь взвизгнула и, ломая руки, вскричала:

– Вы видите? Видите?! Нету его! Нету! Верните его, верните!

Тут в дверь кабинета кто-то сунулся, охнул и вылетел вон. Бухгалтер почувствовал, что ноги его задрожали, и сел на краешек стула, но не забыл поднять портфель. Анна Ричардовна прыгала вокруг бухгалтера, терзая его пиджак, и вскрикивала:

– Я всегда, всегда останавливала его, когда он чертыхался! Вот и дочертыхался, – тут красавица подбежала к письменному столу и музыкальным нежным голосом, немного гнусавым после плача, воскликнула:

– Проша! где вы?

– Кто вам тут «Проша»? – осведомился надменно костюм, еще глубже заваливаясь в кресле…

… вернувшись на свое место, в свой серый полосатый костюм, Прохор Петрович совершенно одобрил все резолюции, которые костюм наложил во время его кратковременного отсутствия».

Чтобы понять живописанное Булгаковым, нам надо вспомнить идею Фридрица Ницше – «сверхчеловек». Точнее, не саму идею, а ее извращения внутрь религии социального дарвинизма, исповедываемую Адольфом Ґитлером и его присными. Собственно, его детище, тысячелетний Рейх, должен был привести к появлению высшей расы, основываясь на феноменальной личности немецкого фюрера. Идея личности фюрера немецкого народа была для товарища Ґитлера идеей фикс. Он верил в незаурядность собственной личности и полагал ее за эталон вождя нации. Т.е. Адольф Алоизьевич не только не боролся со своей слабостью (недоверием к разуму и логике), но и считал свое наитие много выше всяких там фактов и выводов. Короче, возвел свою личность, включая и третью функцию, на пьедестал и поклонялся ей.

Но идея костюма, успешно подменившего человека, потребует для адекватного восприятия комментарий наших мудрецов к очень несоразмерному месту, описанному в Пятикнижии.

Раби Нафтали из Ропшиц, объясняя нецелость размеров средоточия еврейской духовности – арон кодеш: «два с половиной длина его, полтора его ширина и полтора его высота», предлагает увидеть хасидского ребе в качестве средоточия духовности, а дробность размеров – необходимость для цадика не иметь заданных, постоянных размеров-качеств. Ведь иногда, ради хасида следует «одеваться» в гнев (естественно, его не испытывая), в равнодушие и т.д. Т.е. личность праведника должна быть подобна костюму, который нужно надеть, а можно снять и надеть другой костюм.

Мы подошли к вопросу о нашем Я и его отношении к нашей личности. Я – это выбор, т.е. отношение к внешнему и внутреннему, к себе и к миру. Выход из Египта – это выход из эмбрионального духовного состояния, в котором мы находимся. Праведники – это те, кто вышли из Мицраим, те, чье Я родилось (Песах – это рождение). Их Я одето в личность, как в костюм. У них не просто работает четвертая функция, но вообще, функции стали единой системой без иерархии. Потому все их функции гибкие, а не только вторая.

Те, кто противостоит праведникам – это нелюди, типа Ґитлера, превратившиеся, по сути, в костюмы, как Прохор Петрович у Булгакова. Превращение плохого человека в нелюдя связано с идеей избранности индивидуума судьбой/природой/богом и, как следствие, идеализирование себя, точнее – своей горячо и нежно любимой личности. Как следствие – признание своей слабости (третьей функции) несуществующей.

Выбор добра – это выбор противодействия своей эгоистической природе, неподчинение собственным инстинктам, своей слабости. Борьба в плоскости третьей функции не рассчитана на победу. Задача этой борьбы – не сдаваться, по принципу: «семь раз падает праведник и встает» (Мишлей, 24:16).

Ведь и победа в этой внутреннейшей из войн – не превращение слабости в сильное качество, а задействование потенциала, четвертой функции. Это значит, аскеты начинают получать реальное удовольствие от материального мира, а люди с четвертой эмоциональностью начинают жить эмоциональной жизнью, карьеристы начинают увлекаться идеологией, а типы из серии «главное, чтобы человек был хороший» начинают ловить кайф от силлогизмов. Как пример, Иоганн Вльфганг Гете. Вопреки своей третьей разумности, он под конец жизни стал ученым лингвистом. В качестве подарка (а вовсе не как результат его непримиримой борьбы со своим недоверием к логике!) его четвертая функция заработала. И на склоне лет (85!) он «влюбился как мальчишка».

Неотчаяние, некапитуляция перед собственной слабостью приводит в наш внутренний мир Машиаха. Его величество приходит не в результате наших непрестанных усилий и успехов, а как удивительный (ибо внешний!) презент. Работа наша – в плоскости третьей функции, а ее плоды – реализация потенциала четвертой функции – приход (извне!) Машиаха.

Вообще, наша с вами духовная конфигурация – между живыми и мертвыми – наше Я эмбрионально, т.е. намертво связано с личностью. Именно поэтому, весьма часто употребляя местоимение первого лица, единственного числа, мы имеем в виду личность, а не божественную составляющую. Продолжая эту аналогию, можно сказать, что личность подобна материнской утробе. С одной стороны, она дарует нам самоощущение, питает нас, а с другой – делает нас духовно беспомощными, запертыми в самоощущение. По сути, мы заперты в настоящее время, которое, конечно, не время, а ощущение своих желаний и стремлений. Они, напоминаю, не бывают вчерашними и, тем более, завтрашними.

Наше духовное созревание подразумевает борьбу за Исход из Мицраим[1], за задействование мальхут – потенциала – четвертой функции. Эта непрекращающаяся война проходит как внутри, так и снаружи. Внутри, на территории собственной слабости – третьей функции, а снаружи – на территории речи. Мы всю свою жизнь обучаемся языку Торы, стараемся не произносить плохих и пустых слов.

Слова – квинтэссенция нашей духовности, самосознания. С одной стороны, они производная нашей личности, с другой – результат Воспитания, обучения, результат преподания нам уроков Жизни/Торы. Вообще, речь – это кэтер, пятый элемент. И те, кто учатся говорить Тору совершают Путь из Песаха в Шавуот. Умеющие говорить, превращают строгую иерархию функций в единую систему. Ее гибкость выражается глаголом одеваться. Божественная суть праведника одевается в личность, выражающую внутреннюю любовь и оттого столь привлекательно красивую!

 

Заключение

 

Благодаря идее Афанасьева, нам удалось конкретизировать понятие личность и провести замечательно важную границу между нашей личностью и Я. Обрели четкий рельеф (позицию) наши слабые и сильные стороны, а самое главное – совершенно по-новому стали звучать слова пророка Йермияґу: «на что жаловаться живущему…» (Эйха, 3:39). Пока человек борется со своим Минотавром, он жив. Только принятие себя «таким, как я есть» превращает человека в личину личности, в костюм без божественной составляющей. «Культ личности» развенчан, и мы завершаем нашу тему полной цитатой из книги «Эйха – Как?»: «На что живущему жаловаться, муж на ошибки свои. Отыщем свои пути и исследуем их, и вернемся к Вс-вышнему» (3:39-40).

 

P.S. Хочу отметить, что положения, сформулированные в этой статье, позволяют сделать интересный вывод в рамках «перпендикулярной» темы «Четыре языка любви»[2]. Супруги, имеющие общую слабость – идентичную третью функцию, очень комфортно чувствуют себя друг с другом. Но удивительно слабо (общая слабость) защищены от внешних покушений на семейную жизнь. За все надо платить, однако.

 

Перейти на страницу: 1 2 3 4 5 6 7