Четверг, 25.04.2024, 15:24
Если Сегодня как Вчера - зачем Завтра?

Профессиональный подход к жизни -
авторская программа дистанционного обучения р. Менахема-Михаеля Гитика
Главная Регистрация Вход
Приветствую Вас, ГостьRSS

Помощь
МЕНЮ САЙТА
МИНИ-ЧАТ
500
 Каталог статей
Главная » Статьи » Литературные иллюстрации идей Торы

Мендель Темпель. Скитания Моджицкого «нигуна»
… Во времена великого светопредставления меня забросило далеко-далеко, на край света, к самому Ледовому морю.
Жители тамошние все низкорослые, с узкими раскосыми глазками, а говорят они на каком-то тарабарском наречии, которое и понять нельзя: это, по моему разумению, вообще не речь, а какое-то прищёлкивание языком. А питаются они салом, прямо умирают за куском сала. Если бы им дать свечку, они бы и её проглотили вместе с фитилём.
О том, чтобы соблюдать в тех местах наши еврейские обряды и речи быть не могло. В самом деле, поди, будь умником и скажи, когда надо читать утреннюю молитву, а когда – вечернюю, когда там вообще нет ни восхода солнца, ни того часа, когда вечерняя заря гаснет, когда там шесть месяцев подряд день, а потом шесть месяцев – ночь. Вот, в отношении запрещённой пищи я не слишком грешил, потому что вся пища там была парев – ни молочная, ни мясная, а если в кой-то веки и попадала в баланду капля свиного жиру, то она растворялась и исчазала бесследно.
Позже я узнал, что эта земля, которая называется каким-то древнееврейским именем Кулома, в действительности очень богата, но все её богатства лежат глубоко в земле. Целые клады там зарыты.
И вот меня, варшавского портного (сам моджицкий ребе носил шёлковый кафтан моей работы), послали откапывать эти сокровища, извлекать их на свет Б-жий.
Но велик наш Б-г – случилось так, что приглянулся я самому начальнику, Белобородов была его фамилия. А носил он как раз чёрную густую бороду.
Он, Белобородов, то есть, приметил меня в первый же день, когда я прибыл туда. Как будто его тронул мой изможденный вид, бледность моего лица. Ведь ехали мы туда почти месяц, по морю, на баржах ехали. А кормили нас, следует вам сказать, какими-то малюсенькими солёными рыбками, над которыми даже благословение грешно произносить. И хоть кругом со всех сторон была вода, мы умирали от жажды.
И вот, смотрит он, начальник, на меня, качает головой и спрашивает:
- Как зовут тебя, и кто ты такой?
- Звать меня зовут Бинем Хмельник, - отвечаю я ему, – из Варшавы я, а по профессии – портной.
Только я собрался сказать, что сам моджицкий ребе…, как он перебил меня:
- А как зовут твоего отца?
Этого я уже не мог понять. Зачем ему понадобился ещё и мой отец? Что, ему одного меня мало?
- Отца моего, мир праху его, уже не зовут, - говорю я ему, - а звали его Вигдор. В Моджице он был известен как Вигдор-меховщик.
Снова он, начальник, усмехается в бороду, качает головой и говорит:
- Большие, видно, мудрецы сидят там у нас в центре. Не иначе, как сообразили они, что мне позарез нужен портной. Ну, ладно, Бинем Вигдорович, ты будешь у нас работать по специальности: будешь портным.
По специальности… Горе мне! Бинем Хмельник, который шил шёлковый кафтан для самого ребе, заделался «латутником», да ещё каким латутником: ставил заплаты поверх заплат на ватниках.
Но всё к лучшему – грех жаловаться. Ведь, неровен час, спаси Б-же, если бы я тогда не бросился в глаза начальнику, лежать бы мне в земле сырой и выкапывать оттуда сокровища.
Из нашего брата, сыновей Израилевых, не нашел я там никого. Очень тянуло услышать хоть несколько слов на родном языке, очень хотелось излить душу, а это, вы ведь знаете, можно сделать только на родном языке. На чужом языке — от этого легче не станет. Даже плачется легче на маме-лошн (идише). А уж что говорить о еврейском вздохе?! Разве есть что-либо более глубокое, от самого сердца идущее, чем еврейский вздох: «Ох-ох-о, отец Ты наш родной...»
Зато спал я, как король, на ватниках своих я спал. Грешно сказать, не знаю, спал ли я так дома...
В то «ночное» утро я поднялся с тяжелым предчувствием. Ночью я видел слишком хорошие сны, я был дома, я даже пел во сне. Хорошие сны, да еще петь во сне — плохая примета. Наверняка я буду сегодня плакать, надвигается какое-то несчастье.
И – как в воду глядел. Не успел я умыться, как прибегает надзиратель и зовёт меня к начальнику.
- Вот оно! – думаю я про себя, - сердце мне подсказывало, а сердце – вещун. В сущности, я даже не чувствовал за собой никакой вины. Вот разве только эта история с пятью червонцами. А дело было так: распоров как-то на заплаты ватник с покойника, я нашел между стёжками пять зашитых червонцев и зашил их в свой ватник на чёрный день. Но никто этого не видел, никто об этом не знал. Да, но вот тут-то была для меня и запятая!
С тяжёлым сердцем вошел я в кабинет начальника.
Между тем, принял меня Белобородов весьма дружелюбно. А когда он сказал мне, для чего я был вызван, у меня камень с души свалился.
- Бинем Вигдорович, - обратился он ко мне по имени-отчеству, - приближается лето. Через пару дней впервые на несколько минут покажется солнце, а мне буквально не в чем ходить.
- Бедняга, - думаю я про себя, - как мне тебя жаль, впору просить для тебя подаяние в благотворительном обществе «Одевающий нагих».
- Полушубок, - продолжает он, - придётся скинуть, а шинель моя порядком пообтрепалась. Пока прибудет новая форма, необходимо перелицевать старую: стыдно перед людьми показаться в таком виде. Как, сможешь ты это сделать?
Я уж было хотел обидеться: смогу ли я это сделать, как вам это понравится? Да ведь сам моджицкий Ребе носит шелковый кафтан – моей работы! Но, видя, как дружелюбно он на меня поглядывает, простил его про себя.
Впервые я видел его без полушубка, с непокрытой головой. Он выглядел намного моложе, и его густая чёрная борода ему совсем не шла. На его кителе висело несколько медалей. Лицо его выглядело как-то интеллигентнее, а в его тёмнокарих глазах, прикрытых тяжёлыми ресницами, проглядывало что-то домашнее, знакомое.
Подхватив шинель, я направился к выходу, но он остановил меня.
- Постой, говорит он, Бинем Вигдорович, не спеши. Поскольку ты – мой гость, я хочу тебя угостить.
Он поставил на стол бутылку водки, нарезал пару кусков хлеба, а на тарелку положил луковицу и несколько зубчиков чеснока.
Что до водки, то я никогда не был особенно до неё жаден. Даже в добрые времена я выпивал рюмочку лишь в Пурим и на Симхас-Тойре (Симхат-Тора). Но от вида лука и чеснока у меня голова закружилась. В тех краях это – царская пища, дороже, чем золото. За деньги это достать нельзя, хранят под семью замками. Это – сама жизнь, лучшее средство от всех болезней.
Он налил водку в два гранёных стакана.
Дрожащей рукой, с жадностью глядя на чеснок, взял я стакан, мысленно произнес благословение и, чокнувшись с Белобородовым, как принято, хотел опрокинуть обжигающую влагу, как вдруг застыл с раскрытым ртом:
Совершенно чёткая речь поразила меня:
- Ле-хаим, реб Бинем, дай Б-г, чтобы мы пили на радостях!
… Вы, может быть, помните Лейбеле Вайсборда, шойхетова сыночка с Новолиповой улицы? – Это он сидит напротив меня. Его отец, мир праху его, был горячим моджинским хасидом, завзятым любителем напевов, ни одной трапезы у ребе не пропускал. А ранняя смерть его наступила-таки из-за его сынка, оболтуса Лейбеле.
Этот Лейбеле – я как будто сейчас вижу его – в чёрной рубашке, с непокрытой головой, с чёрным чубом, очень рано пошёл по дурному пути, и отец хлебнул с ним немало горя. Когда же Лейбеле попал в тюрьму, измученное сердце Шойхета Пинхоса Вайсборда не выдержало…
И вот сидим мы оба в маленькой тёплой комнатке. На душе у нас светло, оба мы хорошенько выплакались, по-еврейски навздыхались, а во рту жжёт невыносимо, нет, не от водки – упаси Г-сподь – ведь я только пригубил из стакана, а от чеснока: я его перетирал зубами как эрец-исроэльские орешки. У меня, должен вам сказать, все зубы шатаются. Лейбеле Вайсборд, начальник мой Белобородов, сидит, без кителя и мурлычет себе под нос какую-то мелодию. Постепенно мелодия проясняется, и вот уже плывут звуки первого вопроса моджицкого священного напева:
- Ай-ай-ай-ай-ай?
Я не остаюсь в долгу и выступаю с ответом:
- Ай-ай-ай-ай-ай…
А он вновь вопрошает:
- Ай-ай-ай-ай-ай?
И я отвечаю снова:
- Ай-ай-ай-ай-ай…
И на этой земле со странным, будто древнееврейским названием Куло-ма, что у самого Ледовитого океана, несутся звуки моджицкого священного нигуна, словно когда-то в моджицкой синагоге, что на улице Джикой в Варшаве.
Категория: Литературные иллюстрации идей Торы | Добавил: shterna (26.07.2010)
Просмотров: 1787 | Теги: КОЛЫМА, Смысл жизни, ГУЛАГ, скитания Моджицкого нигуна, Мендель Темпль | Рейтинг: 5.0/3
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Copyright MyCorp © 2024
Мысли вслух
Путь Торы значительно короче обычного пути Комментарий
JEWNIVERSITY
Программа дистанционного обучения приглашает всех, интересующихся смыслом своей (и не только) жизни, к партнерству, в поиске сокровищ еврейской цивилизации. Далее
Хотите учиться?
INSTAGRAM
Подписывайтесь на меня в Instagram! Имя пользователя: mmgitik
Новости
Литературные иллюстрации идей Торы [42]
Кухня от кутюр до прет-а-порте [14]
Рубрику Ведет Менахем-Михаэль Гитик
Национальный Алеф-Бет [253]
Политика [10]
Уроки Истории [22]
Горячая точка [11]
Только Для Одесситов [25]
Жизнь Общинная [31]
Еврейство [18]
Иудаизм. От теории к практике [157]
Наука о Смысле Жизни [1]
Рассылка
Чтобы получать рассылку на e-mail, пишите на secretary@jewniversity.org
Форма входа
Логин:
Пароль:
Поиск
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Облако тегов
еврейский календарь Песах Шавуот 17 тамуза храм Смысл жизни поиск истины Ханука иудаизм радость Иврит Пятикнижие Иерусалим 9 ава сукот Йом Кипур кабала Тора недельная глава галут Моше израиль Египет Пурим Шабат рига кишинев ашдод Америка душа евреи человек молитва М.М.Гитик любовь Машиах Шабатон С.-Петербург сука Ноах еврейский Свобода урок жизнь добро и зло Гилель харьков москва Лод недельные главы